Фильм: Сталкер
Фильм «Сталкер». Моё восприятие.
Фильм Андрея Тарковского «Сталкер» вышел на экраны в мае 1980 года. Я родилась месяцем раньше, и значит, мы ровесники. Разумеется, много слышала о нём, часто видела от-рывки, но посмотреть его целиком, вдумчиво и со вниманием – желания не возникало, всё ка-залось слишком мрачным, тягостным. И вот только теперь, вследствие трагических жизненных перемен, тяжёлых страданий, одним словом – душетрясения, я ощутила непреодолимое жела-ние, вернее сказать, необходимость, увидеть это кинотворение, смотреть которое можно толь-ко, когда душа смертельно изранена, стоя уже на самом краю, иначе постигнуть его смысл поч-ти невозможно.
Я думаю, что киноискусство можно справедливо сравнивать с живописью. Есть фильмы – фантики, обёртки от конфет, и фильмы монументальные полотна, встречаются громоздкие появившиеся в результате долгого и кропотливого труда холсты в технике масла, и торопливо исчерченные простым карандашом эскизы. В таком случае, фильм «Сталкер» - это икона, тща-тельно выписанная тонкой кистью, в оправе из драгоценных каменьев. В ней бесценно всё – и сама авторская задумка, и постановка кадра, пейзажные съёмки, запредельная музыка Эдуар-да Артемьева, необыкновенного композитора, через звуки передающего столько энергетики и чувства, сколько невозможно выразить ни изображением, ни словом. Стихи Арсения Тарков-ского – ещё одно сокровище, оставленное человечеству. Наконец, актёрская работа, за которой видится такая самоотдача и такое глубоко искреннее погружение в образы, которое почти не-возможно для человеческого естества. Нет ничего хуже, когда актёр в кадре думает о том, как он выглядит, и это позёрство определённо просматривается, с первых же минут, и тогда всё, работа загублена. Здесь же, напротив, Актёры (а их действительно можно упоминать только с большой буквы), каждой морщиной, всяким движением и взглядом, так по-настоящему прекрасны и так незаменимы, каждый на своём месте. Плачущий Сталкер, горько усмехаю-щийся циник Писатель, растерянный Профессор, все вместе они, как сложившийся в калейдо-скопе необъяснимо удивительный рисунок.
В фильме нет спецэффектов, и тем не менее, он очень современен. Ни одного кадра изображающего жестокую расправу ловушек над человеком и всё же ощущение напряжённого ожидания опасности сохраняется на протяжении всего действия, происходящего в зоне.
Сталкер – Иисус Христос своего времени, ничего для себя, всё для других, бескорыстно и с радостью, всякий раз рискуя собственной жизнью. И Писатель с Профессором осознают это только по возвращению, глядя вслед, ему, несчастному, несущему на плечах больную дочь и его жене, ещё более страдающей за всех троих, выхаживающей его, проваливающегося в бо-лезнь и отчаяние после каждого похода в зону, утешающую его, страдающего от человеческого безверия, от того, что помощь его не нужна никому, дело всей его жизни, ради которого он принёс в жертву себя самого – не нужно. Он, словно придавленный жизнью, беззащитный, ус-тавший, вызывающий щемящую жалость – это только Александру Кайдановскому под силу. В его устах, каждое слово из стихотворения Арсения Тарковского, превращается в музыку, бла-годаря своеобразному тембру голоса и интонации. Его попытки спасти зону от взрыва, совер-шенно по-детски, трогательно и беспомощно. Его убогое жилище и при этом огромное коли-чество книг на стеллажах.
Писатель, Анатолий Солоницын – точно так же страдающий от ощущения собственной не-нужности никому, понемногу и тихо спивающийся, и несмотря на свой удручающий прагма-тизм, всё же не желающий входить в комнату, испугавшись неосознанно навредить кому-то. Боязливый и легкомысленный в начале фильма, и отыскавший в себе силы духа к завершению его. И держащий у себя собак, что говорит о нём, как о достаточно добром человеке, а сам он при этом, считает себя человеком скверным, полагая, что таких как он нельзя водить в зону. И закуривающий, оставленную на чёрный день сигарету, уже по возвращении из зоны, глубоко затягиваясь, и так же глубоко задумываясь о чём-то своём, в окружении сизого дыма.
Профессор, Николай Гринько - лишенный сна и покоя, оттого, что зона может стать причиной происходящих в мире необратимых событий, точкой отсчёта мирового зла и значит, несомнен-ного возрастания его. Ему трудно решиться на уничтожение этой комнаты, и всё же он чувствует скрытую необходимость этого, и тоже страдает тяжело и мучительно.
Вся эта разруха вокруг – это грязь человеческого бытия, начинка души, накапливающаяся воль-но или невольно внутри многих из тех, кто вынужден проживать свою жизнь. А в зоне, под во-дой всё то, чем человек старается укрепить слабые силы свои и упрочить самомнение и поло-жение своё – икона, деньги, календари, оружие… Как всё это должно быть смешно и глупо смотрится со стороны, как легко уничтожает всё это зона. Но ведь комнаты, исполняющей че-ловеческие желания, и в самом деле в зоне, скорее всего, нет. Есть только путь в неё, который меняет всякого, его проходящего, и через психологическое преодоление самого себя, делает его сильнее, вынуждает посмотреть на сложности жизни под другим углом, по принципу срав-нения, и несчастный, ступающий навстречу неизвестности, переосмысливает всё, начинает це-нить то, что дано ему, а главное – обретает веру в спасение, и значит, надежду. В этом вероят-но, сила зоны.
После просмотра, фильм долго не отпускает. К нему можно возвращаться не один раз, это позволяет лучше разглядеть мелкие детали, которые незаметны в начале, но не менее инте-ресны, чем основное действие.
Этот фильм вызвал у меня прежде всего внутреннее ощущение необходимости написать, что-то, не подобное, но настолько же серьёзное и настоящее. Кажется, внутри меня рождалась новая работа, шли какие-то процессы, которые я чувствовала, но не могла пока выразить. И только спустя некоторое время я поняла, что работа эта уже создана мной, и ещё шесть лет на-зад. Я невольно провела параллели, уже теперь, и обнаружила, что точно так же действие по-вести моей происходит в заброшенном, забытом всеми месте, что герои мои не имеют также имён, и также отчаяние и неизвестность переполняют их. Моя работа совсем не похожа на этот фильм, она другая, и в то же время, она проводник той же информации, мне трудно судить, я автор, и всё же я понимаю её именно так. Я написала её, когда мне было двадцать четыре, и кажется неоткуда было взяться таким тягостным мыслям, не было повода для того, и всё же они появились, как-будто опережая что-то… Как-будто подсознание подключилось к неведомому каналу и транслировало неясную информацию…
|
