Сообщения оставленные с IP-адреса: 188.99.197.227
Фильм: Земля Санникова
Фильм очень даже качественный ... если не читать роман.
Фильм: Вариант "Омега"
В феврале сорок второго полковые разведчики, временно расположившиеся в сожженной деревне невдалеке от озера Ильмень, получили необычный приказ: встретить на «ничейной» земле переходящего из фашистских расположений немецкого офицера. Откуда командованию стало известно о перебежчике, разведчики не знали, но, судя по тому, что инструктаж проводил сам бригадный комиссар из штаба фронта, разведчики поняли — встречать придется фигуру незаурядную. В передней линии наших окопов расположили роту автоматчиков, которая должна была в ряде необходимости обеспечить прикрытие.
Каждую ночь два разведчика выползали чуть ли не к самым фашистским окопам, ждали немца. Место для перехода было подходящее: извилистый, поросший кустарником овраг пересекал немецкие траншеи. Ориентиром служила большая сосна со срезанной верхушкой. Условного сигнала — одна красная ракета — все не было. Продрогшие и усталые разведчики возвращались назад, чтобы на следующую ночь вновь ползти к вражеским расположениям.
На четвертую ночь, когда до возвращения оставался ровно час, над сосной взлетела одинокая красная ракета. Беспорядочно затрещали выстрелы, испуганно рявкнул пулемет. Уже изверившиеся в удаче разведчики припали к промерзлой земле, затем осторожно поползли вперед.
— Есть, — прошептал один, скатываясь в воронку, на дне которой темнела человеческая фигура. — Немец. Офицер.
— Живой?
— Живой вроде. Может, не он?
Человек в форме немецкого офицера лежал неподвижно, сжимая в руке ракетницу. Разведчик взял ее, ракетница была еще теплая, пахла порохом.
— Он.
Немца осторожно положили на плащ-палатку, волоком потащили по талому снегу. Когда до окопов оставалось совсем немного, с немецкой стороны ударила пулеметная очередь. Один из разведчиков ткнулся лицом в снег. Навстречу из окопа выскочили автоматчики. Десятки рук подхватили уже две плащ-палатки, аккуратно опустили в окоп. Санитары, оттеснив всех, уложили раненых на носилки, ходами сообщения вынесли к стоявшей на опушке леса санитарной машине. Врач нагнулся к разведчику, прошептал:
— Мертв. — Стал осматривать немца. — Этого быстро в машину. Врач подошел к человеку с ромбом в петлицах. — Жить будет, товарищ бригадный комиссар.
Майор государственной безопасности Симаков кивнул врачу. Чуть склонив голову, он смотрел на разведчика, который стоял на коленях у тела друга.
— Витька! Витька, ты что, парень? — Он отталкивал пытавшихся унести носилки санитаров. — Из-за какого-то подлюги немца…
Симаков сделал шаг, хотел было, подозвав разведчика, сказать, что не «подлюга немец», а чекист Сергей Николаевич Скорин после многолетней работы в фашистской Германии прорвался к своим. Симаков сдержался, повернулся и тяжело зашагал к поджидавшей его в ельнике «эмке».
Госпиталь был расположен в здании школы. Вывеску так и не сняли, но в коридорах не бегала детвора, а под табличками «1 Б» и «Физический кабинет» было мелом написано: «Операционная», «Палата номер четыре».
В палате когда-то сверкавший паркет теперь не натирался, был просто вымыт. Пожелтевшая стенгазета «Отличник» болталась на одной кнопке, и нарисованный на ней горнист висел головой вниз. На кровати, стоявшей под стенгазетой, лежал Скорин, рядом на колченогом табурете примостился его друг Костя Петрухин — веснушчатый парень с розовыми оттопыренными ушами. Такие уши у взрослых встречаются редко, и Костя выглядел переростком, второгодником. Скорин лежал неподвижно на спине, смотрел в потолок, слушал Петрухина рассеянно, думая явно о своем.
— Я был уверен, что ты живой, Серега! — быстро говорил Костя. Сколько же лет ты там проторчал? — Он и не ждал ответа. — В тридцать восьмом уехал. Слышал, твоим последним сведениям цены нет.
Скорин перестал улыбаться.
— Есть цена, Костя. Человек погиб, меня вытаскивая. — Он поморщился, после паузы сказал: — Большая цена. — Скорин задумался, затем спросил: — чит, сын, говоришь?
Довольный, что Скорин сменил тему, Петрухин подмигнул.
— Да, сын! Вот как получилось, Серега.
Скорин с трудом повернулся, молча посмотрел на друга. Костя с преувеличенным интересом стал изучать висевший на спинке кровати температурный лист.
В тридцать восьмом году Скорин уже работал в разведке, для окружающих он был геологом, что могло объяснить его длительные командировки. Получив задание ехать в фашистскую Германию в спецкомандировку на один год, Скорин сказал Лене, что отправляется в экспедицию на Восток. Сергей приготовил три письма, которые должны были с соответствующими штемпелями с трехмесячным перерывом прийти к ней. Он уехал, договорившись с Леной, что по возвращении они поженятся, он получит отпуск, воплотится в реальность их мечта Черноморское побережье.
Первое сентября тридцать девятого года началась война, и Скорин застрял в Германии. На некоторое время с ним прервалась связь.
О том, что у Скорина есть невеста, никто, кроме Петрухина, не знал. О своей беременности Лена узнала после отъезда Скорина; когда родился сын, написала в «геологическую экспедицию», ответа, естественно, не получила. Скорин пропал.
Так прошло четыре года.
— Как Лена? — после долгой паузы спросил Скорин.
— Что я мог ей говорить? Официально она тебе не жена! Правду сказать нельзя. А тут еще связь с тобой тогда потеряли. Чего только я ни делал, чтобы ее успокоить. Твержу одно: жив Сергей! Жди. Что родился ребенок, она и от меня скрыла, я сам за кордон уходил. Узнал год назад.
В палату вошла сестра.
— Сергей Николаевич, сейчас укольчик сделаем, — как о радостном событии сообщила она и поставила поднос с инструментами на школьную парту.
Костя пошел к выходу.
— Терпи, Серега, я покурю пока. — Он быстро спустился в вестибюль, где его ждала Лена.
Увидев Костю, Лена встала. Была она высока и стройна, видимо, когда-то очень красива. Точнее, Лена и сейчас была красива, но серая усталость лица, которой так щедро покрывала лица людей война, старила ее.
— Нормально, Ленка. Жив твой герой!
— Мой? — Лена теребила кончики платка. — Забыла, как он и выглядит.
— Сейчас увидишь!
— Четыре года. — Лена села. — Ни одного письма. Чужой, равнодушный человек. — Она повысила голос. — И не объясняй мне…
Костя взял ее за руку.
— Нет, сегодня не могу.
— Лена! — Костя беспомощно оглянулся, увидел на столике регистратуры телефон, подвел к нему Лену. — Ну, хорошо. — Костя снял трубку, набрал номер. — Вера Ивановна? Петрухин. Майор у себя? Соедините, пожалуйста. — Он пожал Лене руку, заговорщицки подмигнул. Здравствуйте, Николай Алексеевич. Из госпиталя. Нормально. Так когда вы ее примете? Хорошо, товарищ майор. — Он положил трубку, отошел с Леной к окну. — Вот что, Лена. Ты поезжай на Лубянку, зайди в бюро пропусков…
— Почему на Лубянку? Что Сережа сделал? — Лена смотрела испуганно.
— Разведчик твой Сережа. Четыре года у немцев был…
— Так почему же?..
— Объяснят, Лена. Тебе все объяснят.
Костя довел женщину до дверей, затем бросился вверх по лестнице. Скорин встретил друга вопросительным взглядом.
— Начальству звонил. У нас теперь начальник новый…
— Знаком. Он навещал меня. Он и на передовой был, когда я пробивался.
— Знаю. А меня можешь поздравить: на фронт еду.
— Как на фронт?
— Война, Сережа.
— Но ведь ты…
— Был, Сережа. История глупая получилась.
— Какая история? — раздраженно спросил Скорин. — Ты прирожденный разведчик.
— Видно, нет. — Костя жестом остановил Скорина. — Кто кому рассказывает? — Он сел, вздохнул виновато и, стараясь не смотреть на Скорина, начал рассказывать: — Был я у немцев в тылу, на оккупированной территории. Легенда у меня была хорошая, у немцев большим авторитетом пользовался. Информация шла отличная. Местный иуда там объявился — в гестапо следователем работал. Не человек вовсе. Ты таких и не видел.
— Видел.
— То фашисты, а здесь свой! Партизаны его к вышке приговорили. Два раза пытались… Очень осторожный подлюга был.
— И ты его шлепнул сам! — сказал Скорин. — Поэтому пришлось все бросить и уходить. — Он приподнялся, хотел добавить еще несколько слов, сдержался. Он отчетливо представил, в какое трудное положение поставил Костя подполье.
Скорин откинулся на подушки. Долго молчали, наконец Скорин сказал:
— Извини! Но ты же профессионал, Костя.
— Он детишек истязал. Если бы я его не убил, я бы сам умер.
— Отстранили, значит. — Скорин вздохнул.
— На фронт! — Костя заулыбался. — Ну, дорвусь я! Никаких тебе хитростей. Там — они, здесь — мы!
— Вместе воевать будем. Я тоже рапорт подаю.
— Я слышал, Канарис всю старую гвардию против нас бросает. Цвет немецкой разведки, — словно сам с собой разговаривая сказал Костя.
Фильм: Отпуск в сентябре
Фильм очень тяжелый.Каждая сцена каждый кадр.
Фильм: Звезда пленительного счастья
один из лучших и самых тонких советских фильмов. Любимый с детства. В значительнойстепени опеределивший жизнь (кажется, многие выпускники исторических факультетов начинали увлечение историей именно с декабристов, ну а декабристов любили после фильма Мотыля).
Очень хорошо сказал Андрей Максимов в передаче с Мотылем (не дославно, конечно,но что-то вроде) спасибо за "Звезду..." после такого фильма чувствуешь себя человеком.
Фильм: Где это видано, где это слыхано?
фильм добрый, хороший. учит любить и детей и взрослых. пожалуй, один из лучших детских ( и для взрослых ) фильмов.
Фильм: Плохой хороший человек
Саша, Надежда Федоровна опять больна,
посмотрел бы ее.
Я отдам. Было бы глупо думать,
что я с этим мальчишкой из-за денег.
Я отдам. Я уеду в Петербург и вышлю.
Сначала 100, потом 100 и потом 100.
Будете хину пить, а чтоб не горько было -
розового сиропу туда.
- Я ничего сейчас не говорила?
- Ничего.
На пикнике я был раздражен,
ты извини меня, ради Бога.
- Ну что?
- Ничего опасного.
Я не о том. Достал денег?
Извини, душа моя, ни у кого нет свободных
денег.
-Завтра уходит пароход, я никуда не уеду.
-А она?
Крайний срок суббота.
Если я никуда не уеду, мне все равно.
- Мне ничего не нужно. Ничего!
- Потерпи.
Не понимаю, как это у доктора
могут не быть деньги!
Господи, да у меня все разобрали.
Мне должны 7 тысяч, а я кругом должен.
Разве я виноват?
Ясно, как день, что он хочет отделаться
от нее и бросить здесь.
- Она останется на твоей шее.
- Нет, это одни только предположения.
- Что за вздор!
-Давай рассудим хладнокровно.
Я дам ему деньги, но возьму с него
честное, благородное слово.
- Но цена этому слову?
- Так дай же 100 рублей.
Для Лаевского? Нет.
Послушай, вот, что я придумал.
Ты мне 100 рублей не давай.
Ты у меня до зимы будешь столоваться
3 месяца.
- Вот дай мне вперед за 3 месяца.
-Для Лаевского не дам.
Хорошо, возьми.
Последняя просьба. Предложи ему условия:
пусть уезжает вместе с этой... барыней,
иначе не давай, а то я...
- Это тебя, брат, немцы испортили
До свидания.
Всего доброго, Иван Андреевич.
Ну, господа, и я спать пойду.
И Вы, Очкасов, тоже, кажется,
спать хотите.
- Тут, голубка, я с тобой прощусь.
- Ваня, проводи меня домой.
Мне пора за карты. У Шишковского ждут.
- Я боюсь одна.
- Тебя проводит Илья... Михайлыч.
С удовольствием.
Вы не умеете обращаться с порядочными
людьми.
Вам просто хотелось поиграть со мной,
как с этим мальчишкой-армянином.
Но я порядочный человек
и требую, чтобы со мной обращались
как с порядочным человеком.
-У меня тоска.
-У меня тоже тоска.
Но что из этого следует?
- Отпустите меня.
- Я повторяю, сударыня,
что если Вы не дадите мне сегодня свидания,
я приму меры, уверяю Вас,
я сегодня же сделаю скандал.
- Отпустите меня сегодня.
Извините за грубый тон, но мне необходимо
проучить Вас.
Я требую 2 свидания. Сегодня и завтра.
А послезавтра Вы свободны и можете
идти на все 4 стороны с кем угодно.
Вы правы, я ужасная женщина.
Я виновата.
Ну отпустите, прошу Вас.
Я Вас умоляю, Иван Алексеич.
Увы! Я только хочу проучить Вас.
Дать понять.
Пойдемте-с.
Только не у меня дома.
Уведите меня куда-нибудь.
- Пойдемте к Мюридову, это самое лучшее.
- Где это? - Около старого вала.
Вы пьяны.
Прямо, прямо.
-Здравствуй, Мюридка.
- Верхняя комната.
Значит завтра вечером опять у Мюридова.
В 8 часов.
-Да, положение Ваше безвыходное.
-А Вам откуда известно мое положение?
Ваши друзья принимают в Вас
горячее участие.
- Самойленко, что ли?
-Да, и он.
Ты здесь? Здравствуй, голубчик.
Обедал сегодня?
Александр Давидыч, если у тебя нет денег - не давай, но зачем благовестить
в каждом переулке, что мое положение
безвыходно?
Никто не давал тебе права
разоблачать мои тайны!
Какие тайны? Если ты пришел ругаться,
то уходи. После придешь!
Кому какое дело, как я живу?
Да, я хочу уехать!
Да, я делаю долги!
Пью, сплю с чужой женой!
Я пошл, не так глубокомысленен,
как некоторые.
``Уважайте личность! Эти ваши ````охи```` да ````ахи````,``
подслушивания и выслеживания... к черту!
Я прошу добровольных сыщиков
прекратить свое шпионство!
- Что ты... что Вы сказали?
-Довольно!
Я русский врач, дворянин и статский
советник.
Шпионом я никогда не был и никому
не позволю себя оскорблять
Извольте взять ваши слова назад!
Оставьте меня в покое!
Я ничего не хочу!
Я только хочу, чтобы меня оставили в покое,
иначе я приму меры! Я драться буду!
Теперь понятно. Господину Лаевскому
хочется поразвлечься дуэлью.
Я принимаю Ваш вызов.
Извольте. Я ненавижу Вас.
Ненавижу!
Очень рад. Завтра утром пораньше,
возле духана. У Кербалая.
-А теперь убирайтесь.
- Ненавижу!
Давно ненавижу.
Дуэль! Да!
Убери его, а то я уйду.
Он меня укусит.
Куда? Друзья мои, погорячились и будет.
Будет, друзья мои, Ваня, Коля.
Садитесь, остыло.
Шешковский, будь моим секундантом.
Я готов.
Дуэль глупа и ничего не решает.
И все равно без нее нельзя.
Надо проучить этого господина.
Не подашь же на него мировому.
Скажи, где, по-твоему, Россия?
Если б этот городишко провалился
или сгорел,
то там, в России, телеграмму бы об этом
прочли с такой же скукой,
как объявление о продаже
подержанной мебели.
Иван Андреевич, прошу Вас,
пойдемте скорее.
Вас желает видеть один незнакомый
господин.
-Завтра, если угодно.
- Как завтра?
Для него это все равно, как жизнь и смерть.
-Жизнь и смерть?
-Да, да!
Скорее!
Он хочет сказать Вам такое!
Очень важное для Вас.
Сюда. Отворите дверь и идите.
Вторая дверь.
Кого надо?
Ты, Мюридка?
Зарежь его! Застрели, как собаку!
Тряпка ты, а не человек!
Ну что, дьякон, поедем с нами на дуэль?
Сан не позволяет, а то бы поехал.
- Что значит сан?
- Я посвящен, на мне благодать.
-Зачем же пришли в такую ночь?
- Проститься.
Люблю я с Вами разговаривать.
Хотя Ваша молодая голова набита
отвлеченными науками.
Вот Вы все учите, постигаете
пучины моря, на дуэли вызываете,
а все остается на своем месте.
А поглядите, какой-нибудь слабенький
старец, святым духом
пролепечет одно только слово
и полетит у вас все вверх тормашками.
Ну это, дьякон, вилами на небе писано.
Утром у нас дуэль.
Мы с вами будем говорить, что это глупо,
не отличается от пьяной драки в кабаке,
но все-таки поедем и будем драться.
Есть, значит, сила, которая сильнее
наших рассуждений,
если она хочет уничтожить хилое,
развращенное племя,
то не мешайте ей вашими пилюлями
и цитатами
из дурно понятого Евангелия.
Значит любовь в том, чтобы сильный
побеждал слабого?
Несомненно.
А какой же у Вас критериум для различения
сильных и слабых?
Знания и очевидность.
Чахоточных и золотушных узнают по их
болезням,
а сумасшедших и безнравственных -
по поступкам.
Но ведь возможны ошибки.
Да, но не нужно бояться промочить ноги,
когда угрожает потоп.
- Это философия.
- Нисколько. Смотрите в глаза черту прямо.
И если это черт, то так и говорите:
это черт.
Христос, надеюсь, заповедовал нам
любовь разумную?
В Христа Вы не веруете, зачем же так
часто его упоминаете?
Верую, но не по-вашему.
Какая же это вера!
Вот у меня есть дядька-поп,
он так верит, что когда в засуху
идет в поле дождя просить,
берет с собой дождевой зонтик,
чтобы его на обратном пути
дождик не промочил.
Вот это вера! Она горами движет.
Прощайте.
``````Матушка! Во имя милосердного Бога``
дайте приют и согрейте лаской
несчастную женщину, которую я обесчестил.
``Одинокую, нищую, слабую````.``
Погибла жизнь!
За всю жизнь я не посадил ни одного
деревца, не спас ни одной мухи,
а только губил и лгал, лгал.
Не сделал людям ни на один грош!
Это за мной.
Только ел их хлеб,
пил их вино, увозил их жен.
Ложь!
Все ложь!
Ты с кем-то разговаривал.
Если бы ты знал,
как мне тяжело.
Я все ждала, что ты убьешь меня.
Прогонишь под дождь и грозу.
А ты все медлишь.
У меня нет никого, кроме тебя.
Никого.
И у меня никого нет.
- Иван Андреевич, выходите!
- Я сейчас.
Четыре часа, пока доедем.
Постой!
Срамота какая!
Знал бы, не пошел.
Убирайтесь скорее!
Я полагаю, что дальше идти незачем.
И здесь ладно.
Да, конечно.
Посмотрите, господа, как славно.
За что он так ненавидит Иван Андреевича?
А тот - его?
Господи, если бы они с детства знали
такую нужду, как я.
Если бы воспитывались среди алчных,
грубых, неотесанных,
попрекающих куском хлеба,
то как бы охотно прощали
взаимные недостатки,
ценили бы все то хорошее,
что есть в каждом из них.
Вот он, шалый, распущенный,
но ведь не украдет.
``Не попрекнет жену: ````лопаешь, работать``
``не хочешь````,``
не станет ребенка бить вожжами.
Так не лучше им, Господи, направить
ненависть свою и гнев,
против грубого невежества, нечистоты,
ругани, .женского визга.
Вам я еще не сообщил своих условий.
Каждая сторона платит мне по 15 рублей.
В случае смерти одного из противников,
оставшийся в живых платит все 30.
У Лаевского дрожат руки,
он и пистолет теперь не поднимет.
Драться с ним - нечеловечно. Надо отложить
дуэль, что ли, помирить их.
- Поговорите с фон Кореном.
- Я правила дуэли не знаю и знать не желаю.
Может он подумает, что Лаевский струсил
и меня подослал к нему?
Убирайся! Ну кто тебе заказывал?
Пшел вон!
Я прошу Вас, Иван Андреич сегодня
не в нормальном состоянии,
у него произошло несчастье.
Господа, чего ж это мы дожидаемся?
Почему не начинаем?
Господа, мы предлагаем вам помириться.
О примирении уже говорили.
Какая еще следующая формальность?
Вы люди университетские и образованные,
сами видите в дуэли устарелую,
пустую формальность.
Покончите же, господа, ваше недоразумение,
подайте друг другу руки
и поедем домой пить мировую.
Ведь честное слово, господа!
Я ничего не имею против
Николая Васильевича.
Если он находит, что я виноват,
я готов извиниться.
Дуэль есть дуэль, и не следует делать ее
фальшивее и глупее, чем она есть.
Я желаю драться!
Достань пистолеты.
Давайте.
Господа, кто-нибудь помнит,
как там описано у Лермонтова?
Как нужно становиться и что должны
делать секунданты?
У Тургенева тоже Базаров стрелялся
с кем-то там...
К барьеру! Где барьер?
Вот барьер.
Бросьте! Шесть часов, господа,
у меня визиты в городе.
Отмерьте расстояние - вот и все.
Куда? Уходите, убирайтесь!
Доктор, не ходите, как маятник.
У меня от Вас мелькает в глазах.
Кончено.
Он убьет его!
- Как Вы сюда попали?
- Нечистый попутал, говорит: иди, иди.
Ну теперь, слава Богу!
Наш дедка-тарантул будет доволен...
Смеху-то, смеху!
Только я Вас прошу, никому не говорите,
что я был тут,
а то мне влетит в загривок от начальства.
Скажут, дьякон секундантом был.
Я жив. Это с меня.
У Вас было такое лицо, что я думал,
что Вы его непременно убьете.
Да. Но Вы мне крикнули под руку,
и я промахнулся.
- Как это противно природе человеческой.
- Поехали, дьякон.
Садитесь с нами.
- Поехали, шампанское ждет.
- Нет, я сам доберусь.
Мне просохнуть надо.
Пятнадцать. Моя доля.
Отец благочинный зашел в погреб винный.
Аминь.
Выпить на пятиалтынный, приблизительно.
Аминь.
А монахи молодые, словно жиром налитые
пьют наливочки густые исключительно.
Теперь Вы можете высоко держать голову
и смело смотреть людям в глаза.
И теперь у вас будет, как у всех.
- Ты б зашел к нему простился.
- К кому? - К Лаевскому.
Передай ему и его жене, что когда я уезжал,
я желал всего хорошего.
И попроси его, если это возможно,
не поминал меня лихом.
- Ты сам зайди к нему.
- Нет, это неудобно.
- Отчего же? Может больше уже и не увидишься
с ним. - Это правда.
Он с утра и до вечера дома сидит.
Все сидит и не работает.
Долги хочет выплатить.
Ваня, Николай Васильевич желает
с тобой проститься.
Я на минуту. Простите, что побеспокоил Вас,
но я сейчас уезжаю.
Бог знает, свидимся ли когда еще.
Очень рад. Милости прошу.
Я не затем пришел, чтобы извиняться
или уверять, что я не виноват.
Я действовал искренне и не изменил
своих убеждений с тех пор.
Правда теперь, я вижу, к великой моей радости,
я ошибся относительно Вас.
Но ведь спотыкаются и на ровной дороге.
Никто не знает настоящей правды.
Да, никто не знает правды.
Ну разве еще кружечку.
Что ж, не поминайте лихом,
поклонитесь жене и передайте ей...
Она дома.
Надя!
Николай Васильевич желает проститься с тобой.
Я сейчас уезжаю и пришел проститься.
Я буду в Москве и в Петербурге,
не нужно ли Вам что-нибудь прислать оттуда?
Кажется, ничего.
Николай Васильевич, знайте, что сегодня
Вы победили величайшего из врагов -
гордость!
- Полно, дьякон.
Какие мы с ним победители!
Победители орлами смотрят,
а он жалок, робок, забит,
кланяется, как китайский болванчик,
а мне грустно.
Пиши. Будущей весной ждать будем.
-Дьякон, насчет экспедиции подумайте.
- Господи, я хоть на край света. ...
|
